ГЛАВА III
|
Elle était fille, elle était amoureuse. |
|
| «Куда? Уж эти мне поэты!» ― Прощай, Онегин, мне пора. «Я не держу тебя; но где ты Свои проводишь вечера?» ― У Лариных.― «Вот это чудно. Помилуй! и тебе не трудно Там каждый вечер убивать?» ― Ни мало.― «Не могу понять. Отселе вижу, что такое: Во-первых (слушай, прав ли я?), Простая, русская семья, К гостям усердие большое, Варенье, сальная свеча, Помин про Саву Ильича, [К тому же] вечный разговор Про дождь, про лён, про скотный двор...» |
|
| ― Я тут ещё беды не вижу. «Да скука, вот беда, мой друг». ― Я модный свет ваш ненавижу; Милее мне домашний круг, Где я могу...― «Опять эклога! Да полно, милый, ради Бога. Ну что ж? ты едешь: очень жаль. Ах, слушай, Ленской; да нельзя ль Увидеть мне Филлиду эту, Предмет и мыслей, и пера, И слёз, и рифм et cetera?.. Представь меня».― Ты шутишь.― «Нету». ― Я рад.― «Когда же?» ― Хоть сейчас. Они с охотой примут нас. |
|
| Поедем.― Поскакали други, Явились; им расточены Порой тяжёлые услуги Гостеприимной старины. Обряд известный угощенья: На столик ставят вощаной Кувшин с брусничною водой, Несут на блюдечках варенья, С одною ложечкой для всех; Иных занятий и утех В деревне нет после обеда. Поджавши руки, у дверей Сбежались девушки скорей Взглянуть на нового соседа, А на дворе толпа людей Критиковала их коней. |
|
| Они дорогой самой краткой Домой летят во весь опор. XVII Теперь подслушаем украдкой Героев наших разговор: ― Ну что ж, Онегин? ты зеваешь. ― «Привычка, Ленской».― Но скучаешь Ты как-то больше.― «Нет, равно. Однако в поле уж темно; Скорей! пошёл, пошёл, Андрюшка! Какие глупые места! А кстати: Ларина проста, Но очень милая старушка; Боюсь: брусничная вода Мне не наделала б вреда. |
|
| Скажи: которая Татьяна?» ― Да та, которая грустна И молчалива, как Светлана, Вошла и села у окна.― «Неужто ты влюблён в меньшую?» ― А что? ― «Я выбрал бы другую, Когда б я был, как ты, поэт; В чертах у Ольги мысли нет, Как в Рафаелевой Мадонне; Поверь ― невинность это вздор, А приторный Памелы взор Мне надоел и в Ричардсоне». ― Всяк молится своей иконе,― Владимир сухо отвечал, И наш Онегин замолчал. |
|
| В постеле лёжа, наш Евгений Глазами Байрона читал Но дань вечерних размышлений В уме Татьяне посвящал. Проснулся он денницы ране И мысль была всё о Татьяне. «Вот новое,― подумал он,― Неужто я в неё влюблён? Ей-богу, это было б славно, Себя уж то-то б одолжил; Посмотрим». И тотчас решил Соседок навещать исправно, Как можно чаще ― всякий день, Ведь им досуг, а нам не лень... Ужель Онегин в самом деле Влюбился? |
|
| Решил, и скоро стал Евгений Как Ленский [в доме том бывать, Своих соседок навещать, Но реже, реже... Расхандрился, И снова погрузился в сплин, В сноей усадьбе, вновь ― один.] |
|
| Меж тем Онегина явленье У Лариных произвело На всех большое впечатленье И всех соседей развлекло. Пошла догадка за догадкой. Все стали толковать украдкой, Шутить, судить не без греха, Татьяне прочить жениха; Иные даже утверждали, Что свадьба слажена совсем, Но остановлена затем, Что модных колец не достали. О свадьбе Ленского давно У них уж было решено. Того же мненья был и поп, И пономарь его, Антроп. |
|
| Татьяна слушала с досадой Такие сплетни; но тайком С неизъяснимою отрадой Невольно думала о том; И в сердце дума заронилась; Пора пришла, она влюбилась, И призрак милый и живой Весь овладел её душой; Так в землю падшее зерно Весны огнём оживлено. Давно её воображенье, Сгорая негой и тоской, Алкало пищи роковой; Давно сердечное томленье Теснило ей младую грудь; Душа ждала... кого-нибудь, |
|
| И дождалась. Открылись очи; Душа сказала: это он! Увы! теперь и дни и ночи, И жаркий одинокий сон, Всё полно им; всё деве милой Без умолку волшебной силой Твердит о нём. Докучны ей И звуки ласковых речей, И взор заботливой прислуги. В уныние погружена, Гостей не слушает она И проклинает их досуги, Их неожиданный приезд И продолжительный присест. |
|
| Теперь с каким она вниманьем Читает сладостный роман, С каким живым очарованьем Пьёт обольстительный обман! Счастливой силою мечтанья Одушевлённые созданья, Любовник Юлии Вольмар, Малек-Адель и де Линар, И Вертер, мученик мятежный, И бесподобный Грандисон, XVIII Который нам наводит сон,― Все для мечтательницы нежной В единый образ облеклись, В одном Онегине слились. |
|
| Воображаясь героиней Своих возлюбленных творцов, Кларисой, Юлией, Дельфиной, Татьяна в тишине лесов Одна с опасной книгой бродит, Она в ней ищет и находит Свой тайный жар, свои мечты, Плоды сердечной полноты, Вздыхает и, себе присвоя Чужой восторг, чужую грусть, В забвеньи шепчет наизусть Письмо для милого героя... Но наш герой, кто б ни был он, Уж верно был не Грандисон. |
|
| Увы! друзья! мелькают годы ― И с ними вслед одна другой Мелькают ветреные моды Разнообразной чередой. Всё изменяется в природе: Ламуш и фижмы были в моде, Придворный франт и ростовщик Носили пудреный парик; Бывало, нежные поэты В надежде славы и похвал Точили тонкий мадригал Иль остроумные куплеты; Бывало, храбрый генерал Служил ― и грамоты не знал. |
|
| Свой слог на важный лад настроя, Бывало, пламенный творец Являл нам своего героя Как совершенства образец. Он одарял предмет любимый, Всегда неправедно гонимый, Душой чувствительной, умом И привлекательным лицом. Питая жар чистейшей страсти, Всегда восторженный герой Готов был жертвовать собой, И при конце последней части Всегда наказан был порок, Добру достойный был венок. |
|
| А нынче все умы в тумане, Мораль на нас наводит сон, Порок любезен, и в романе, И там уж торжествует он. Британской музы небылицы Тревожат сон отроковицы, И стал теперь ее кумир Или задумчивый Вампир, Или Мельмот, бродяга мрачный, Иль Вечный Жид, или Корсар, Или таинственный Сбогар. XIX Лорд Байрон прихотью удачной Облёк в унылый романтизм И безнадёжный эгоизм. |
|
| Друзья мои, что ж толку в этом? Быть может, волею небес, Я перестану быть поэтом, В меня вселится новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы; Тогда роман на старый лад Займёт весёлый мой закат. Не муки тайные злодейства Я грозно в нём изображу, Но просто вам перескажу Преданья русского семейства, Любви пленительные сны Да нравы нашей старины. |
|
| Перескажу простые речи Отца иль дяди-старика, Детей условленные встречи У старых лип, у ручейка; Несчастной ревности мученья, Разлуку, слёзы примиренья, Поссорю вновь, и наконец Я поведу их под венец... Я вспомню речи неги страстной, Слова тоскующей любви, Которые в минувши дни У ног любовницы прекрасной Мне приходили на язык, От коих я теперь отвык. |
|
| Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слёзы лью; Ты в руки модного тирана Уж отдала судьбу свою. Погибнешь милая; но прежде Ты в ослепительной надежде Блаженство тёмное зовёшь, Ты негу жизни узнаёшь, Ты пьёшь волшебный яд желаний, Тебя преследуют мечты: Везде воображаешь ты Приюты счастливых свиданий; Везде, везде перед тобой Твой искуситель роковой. |
|
| Тоска любви Татьяну гонит, И в сад идёт она грустить, И вдруг недвижны очи клонит, И лень ей далее ступить. Приподнялася грудь, ланиты Мгновенным пламенем покрыты, Дыханье замерлó в устах, И в слухе шум, и блеск в очах... Настанет ночь; луна обходит Дозором дальный свод небес, И соловей во мгле древес Напевы звучные заводит, Татьяна в темноте не спит И тихо с няней говорит: |
|
| «Не спится няня: здесь так душно! Открой окно, да сядь ко мне». ― Что, Таня, что с тобой? ― «Мне скучно, Поговорим о старине». ― О чём же, Таня? Я, бывало, Хранила в памяти не мало Старинных былей, небылиц Про злых духов и про девиц; А нынче всё мне тёмно Таня: Что знала, то забыла. Да, Пришла худая череда! Зашибло...― «Расскажи мне, няня, Про ваши старые года: Была ты влюблена тогда?» |
|
| ― И, полно, Таня! В эти лета Мы не слыхали про любовь; А то бы согнала со света Меня покойница свекровь.― «Да как же ты венчалась, няня?» ― Так, видно, Бог велел. Мой Ваня Моложе был меня, мой свет, А было мне тринадцать лет. Недели две ходила сваха К моей родне, и наконец Благословил меня отец. Я горько плакала со страха, Мне с плачем косу расплели, Да с пеньем в церковь повели. *9 |
|
| И вот ввели в семью чужую... Да ты не слушаешь меня...― «Ах, няня, няня, я тоскую, Мне тошно, милая моя: Я плакать, я рыдать готова!..» ― Дитя моё, ты нездорова; Господь помилуй и спаси! Чего ты хочешь, попроси... Дай окроплю святой водою, Ты вся горишь...― «Я не больна: Я... знаешь, няня... влюблена». ― Дите моё, Господь с тобою! И няня девушку с мольбой Крестила дряхлою рукой. |
|
| «Я влюблена»,― шептала снова Старушке с горестью она. ― Сердечный друг, ты нездорова «Оставь меня: я влюблена». И между тем луна сияла И томным светом озаряла Татьяны бледные красы, И распущённые власы, И капли слёз, и на скамейке Пред героиней молодой, С платком на голове седой, Старушку в длинной телогрейке; И всё дремало в тишине При вдохновительной луне. |
|
| И сердцем далеко носилась Татьяна, смотря на луну... Вдруг мысль в уме её родилась... «Поди, оставь меня одну. Дай, няня, мне перо, бумагу, Да стол подвинь; я скоро лягу; Прости». И вот она одна. Всё тихо. Светит ей луна. Облокотясь, Татьяна пишет. И всё Евгений на уме, И в необдуманном письме Любовь невинной девы дышет. Письмо готово, сложено... Татьяна! для кого ж оно? |
|
| Теперь мне должно б на досуге Мою Татьяну оправдать ― Ревнивый критик в модном круге, Предвижу, будет рассуждать: «Ужели не могли заране Внушить задумчивой Татьяне Приличий коренных устав? Да и в другом поэт не прав: Ужель влюбиться с первой встречи Она в Онегина могла, И чем увлечена была, Какой в нём ум, какие речи Её пленить успели вдруг?» Постой, поспорю я, мой друг. |
|
| Я знал красавиц недоступных, Холодных, чистых, как зима, Неумолимых, неподкупных, Непостижимых для ума; Дивился я их спеси модной, Их добродетели природной, И, признаюсь, от них бежал, И, мнится, с ужасом читал Над их бровями надпись ада: Оставь надежду навсегда. XX Внушать любовь для них беда, Пугать людей для них отрада. Быть может, на брегах Невы Подобных дам видали вы. |
|
| Среди поклонников послушных Других причудниц я видал, Самолюбиво равнодушных Для вздохов страстных и похвал. И что ж нашёл я с изумленьем? Они, суровым поведеньем Пугая робкую любовь, Её привлечь умели вновь, По крайней мере, сожаленьем, По крайней мере, звук речей Казался иногда нежней, И с легковерным ослепленьем Опять любовник молодой Бежал за милой суетой.*10 |
|
| Но вы, кокетки записные, Я вас люблю ― хоть это грех. Улыбки, ласки заказные Вы расточаете для всех, Ко всем стремите взор приятный; Кому слова невероятны, Того уверит поцелуй; Кто хочет ― волен: торжествуй. Я прежде сам бывал доволен Единым взором ваших глаз, Теперь лишь уважаю вас, Но хладной опытностью болен И сам готов я вам помочь, Но ем за двух, и сплю всю ночь. |
|
| За что ж виновнее Татьяна? За то ль, что в милой простоте Она не ведает обмана И верит избранной мечте? За то ль, что любит без искусства Послушная влеченью чувства, Что так доверчива она, Что от небес одарена Воображением мятежным, Умом и волею живой, И своенравной головой, И сердцем пламенным и нежным? Ужели не простите ей Вы легкомыслия страстей? |
|
| А вы, которые любили Без позволения родных И сердце нежное хранили Для впечатлений молодых, Тоски, надежд и неги сладкой, Быть может, если вам украдкой Случалось тайную печать С письма любовного срывать, Иль робко в дерзостные руки Заветный локон отдавать, Иль даже молча дозволять В минуту горькую разлуки Дрожащий поцелуй любви, В слезах, с волнением в крови, |
|
| Не осуждайте безусловно Татьяны [искренной] моей, Не повторяйте хладнокровно Решенья чопорных судей. А вы, о Девы без упрёка, Которых даже тень порока Страшит сегодня как змия, Советую вам то же я. Кто знает? пламенной тоскою Сгорите, может быть, и вы, А завтра лёгкий суд молвы Припишет модному герою Победы новой торжество: Любви вас ищет божество. |
|
| Кокетка судит хладнокровно, Татьяна любит не шутя И предаётся безусловно Любви, как милое дитя. Не говорит она: отложим ― Любви мы цену тем умножим, Вернее в сети заведём; Сперва тщеславие кольнём Надеждой, там недоуменьем Измучим сердце, а потом Ревнивым оживим огнём; А то, скучая наслажденьем, Невольник хитрый из оков Всечасно вырваться готов. |
|
| Ещё предвижу затрудненья: Родной земли спасая честь, Я должен буду, без сомненья, Письмо Татьяны перевесть. Она по-русски плохо знала, Журналов наших не читала, И выражалася с трудом На языке своём родном, Итак, писала по-французски... Что делать! повторяю вновь: Доныне дамская любовь Не изъяснялася по-русски, Доныне гордый наш язык К почтовой прозе не привык. |
|
| Сокровищем родного слова (Заметят важные умы) Для лепетания чужого Безумно пренебрегли мы. Мы любим муз чужих игрушки Чужих наречий погремушки, А не читаем книг своих. Но где ж они? Давайте их. Конечно: северные звуки Ласкают мой привычный слух, Их любит мой славянский дух, Их музыкой сердечны муки Усыплены... но дорожит Одними звуками Пиит. |
|
| Но где ж мы первые познанья И мысли первые нашли, Где применяем испытанья, Где узнаём судьбу земли ― Не в переводах одичалых, Не в сочиненьях запоздалых, Где русский ум да русский дух Зады твердит и лжёт за двух. Поэты наши переводят, А прозы нет. Один журнал Исполнен приторных похвал, Тот брани плоской. Все наводят Зевоту скуки ― хоть не сон. Хорош российский Геликон! |
|
| Я знаю: дам хотят заставить Читать по-русски. Право, страх! Могу ли их себе представить С «Благонамеренным»XXI в руках! Я шлюсь на вас, мои поэты; Не правда ль: милые предметы Которым, за свои грехи, Писали втайне вы стихи, Которым сердце посвящали, Не все ли, русским языком Владея слабо и с трудом, Его так мило искажали, И в их устах язык чужой Не обратился ли в родной? |
|
| Не дай мне Бог сойтись на бале Иль при разъезде на крыльце С семинаристом в жёлтой шале Иль с академиком в чепце! Как уст румяных без улыбки, Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю. Быть может, на беду мою, Красавиц новых поколенье, Журналов вняв молящий глас, К грамматике приучит нас; Стихи введут в употребленье; Но я... какое дело мне? Я верен буду старине. |
|
| Неправильный, небрежный лепет, Неточный выговор речей По-прежнему сердечный трепет Произведут в груди моей; Раскаяться во мне нет силы, Мне галлицизмы будут милы, Как прошлой юности грехи, Как Богдановича стихи. Однако полно ― мне свобода Воспоминать о том, о сём В очаровании своём, Но ожидает перевода Письмо Татьяны молодой; [И] мне [уже] пора заняться Письмом красавицы моей; Я слово дал, и что ж? ей-ей Теперь готов уж отказаться. Я знаю: нежного Парни Перо не в моде в наши дни. |
|
| Певец Пиров и грусти томной,
XXII Когда б ещё ты был со мной, Я стал бы просьбою нескромной Тебя тревожить, милый мой: Чтоб на волшебные напевы Переложил ты страстной девы Иноплеменные слова. Где ты? приди: свои права Передаю тебе с поклоном... Но посреди печальных скал, Отвыкнув сердцем от похвал, Один, под финским небосклоном, Он бродит, и душа его Не слышит горя моего. |
|
| Письмо Татьяны предо мною; Его я свято берегу, Читаю с тайною тоскою И начитаться не могу. Кто ей внушал и эту нежность, И слов любезную небрежность? Кто ей внушал умильный вздор, Безумный сердца разговор И увлекательный, и вредный? Я не могу понять. Но вот Неполный, слабый перевод, С живой картины список бледный, Или разыгранный Фрейшиц Перстами робких учениц: |
|
| Я к вам пишу ― чего же боле? Что я могу ещё сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня. Сначала я молчать хотела; Поверьте: моего стыда Вы не узнали б никогда, Когда б надежду я имела Хоть редко, хоть в неделю раз В деревне нашей видеть вас, Чтоб только слышать ваши речи, Вам слово молвить, и потом Всё думать, думать об одном И день, и ночь до новой встречи. Но говорят, вы нелюдим; В глуши, в деревне всё вам скучно, А мы... ничем мы не блестим, Хоть вам и рады простодушно. Зачем вы посетили нас? Другой!.. Нет, никому на свете Кончаю! Страшно перечесть... |
|
| Уж поздно; блеск луна теряет, И утро тихое сияет Сквозь ветви липы к ней в окно, А нашей деве всё равно. Окаменев, облокотилась; Постель [девичья] горяча, С её прелестного плеча Сорочка лёгкая спустилась, Упали кудри на глаза, На перси капнула слеза. В волненье, сидя на постеле Татьяна чуть могла дышать; Письма не смея, в самом деле Ни перечесть, ни подписать, И думала: что скажут люди ― И подписала: «Твердо», «Люди». |
|
| Татьяна то вздохнёт, то охнет; Письмо дрожит в её руке; Облатка розовая сохнет На воспалённом языке. К плечу головушкой склонилась. Сорочка лёгкая спустилась [Совсем с] прелестного плеча... Но вот уж лунного луча Сиянье гаснет. Там долина Сквозь пар яснеет. Там поток Засеребрился; там рожок Пастуший будит селянина. Вот утро: встали все давно: Моей Татьяне всё равно. |
|
| Она зари не замечает, Сидит с поникшей головой И на письмо не напирает Своей печати вырезной. Но, дверь тихонько отпирая, Уж ей Фадеевна седая Приносит на подносе чай. «Пора, дитя моё, вставай: Да ты, красавица, готова! О пташка ранняя моя! Вечор уж как боялась я! Да, слава Богу, ты здорова! Тоски ночной и следу нет, Лицо твоё как маков цвет». |
|
| ― Ах! няня, сделай одолженье.― «Изволь, родная, прикажи». ― Не думай... право... подозренье... Но видишь... ах! не откажи.― «Мой друг, вот Бог тебе порука». ― Итак, пошли тихонько внука С запиской этой к О... к тому... К соседу... да велеть ему ― Чтоб он не говорил ни слова, Чтоб он не называл меня...― «Кому же, милая моя? Я нынче стала бестолкова. Кругом соседей много есть; Куда мне их и перечесть». |
|
| ― Как недогадлива ты, няня! ― «Сердечный друг, уж я стара, Стара; тупеет разум, Таня; А то, бывало, я востра, Бывало, слово барской воли...» ― Ах, няня, няня! до того ли? Что нужды мне в твоём уме? Ты видишь, дело о письме К Онегину... И с этим словом Как роза вспыхнула она ― И вдруг бледнее полотна. «Ну, дело; я была такая, Когда я нянчила тебя, Не гневайся, душа моя, [Теперь уж] непонятна я... Да что ж ты снова побледнела?» ― Так, няня, право ничего. Пошли же внука своего. |
|
| Лишь только няня удалилась, [Как] сердце, будто пред бедой, У бедной девушки забилось; Вскричала: «Боже! что со мной! Возможно ль! что со мной случилось? Зачем писала, Боже мой!»... Встаёт. На мать взглянуть не смеет, То вся горит, то вся бледнеет, Весь день, потупя взор, молчит, И чуть не плачет, и дрожит... Внук няни поздно воротился. Соседа видел он; ему Письмо вручил он самому. «И что ж сосед?» ― верхом садился И положил письмо в карман. Ах, чем-то кончится роман! |
|
| Но день протёк, и нет ответа. Другой настал: все нет, как нет. Бледна как тень, с утра одета, Татьяна ждёт: когда ж ответ? Приехал Ольгин обожатель. «Скажите: где же ваш приятель? ― Ему вопрос хозяйки был.― Он что-то нас совсем забыл». Татьяна, вспыхнув, задрожала. ― Сегодня быть он обещал,― Старушке Ленский отвечал, ― Да, видно, почта задержала.― Татьяна потупила взор, Как будто слыша злой укор. |
|
| Смеркалось; на столе, блистая, Шипел вечерний самовар, Китайский чайник нагревая; Под ним клубился лёгкий пар. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкам тёмною струёю Уже душистый чай бежал, И сливки мальчик подавал; Татьяна пред окном стояла, На стёкла хладные дыша, Задумавшись, моя душа, Прелестным пальчиком писала На отуманенном стекле Заветный вензель О да Е. |
|
| И между тем, душа в ней ныла, И слёз был полон томный взор. Вдруг топот!.. кровь её застыла. Вот ближе! скачут... и на двор Евгений! «Ах!» ― и легче тени Татьяна прыг в другие сени, С крыльца на двор, и прямо в сад, Летит, летит; взглянуть назад Не смеет; мигом обежала Куртины, мостики, лужок, Аллею к озеру, лесок, Кусты сирен переломала, По цветникам летя к ручью, И, задыхаясь, на скамью |
|
| Упала... «Здесь он! здесь Евгений! О Боже! что подумал он!» В ней сердце, полное мучений, Хранит надежды тёмный сон; Она дрожит и жаром пышет, И ждёт: нейдёт ли? Но не слышит. В саду служанки, на грядах, Сбирали ягоды в кустах И хором по наказу пели. (Наказ, основанный на том, Чтоб барской ягоды тайком Уста лукавые не ели, И пеньем были заняты: Затея сельской остроты!) |
|
| Девицы, красавицы, Душеньки, подруженьки, Разыграйтесь, девицы, Разгуляйтесь, милые! Затяните песенку, Песенку заветную, Заманите молодца К хороводу нашему. Как заманим молодца, Как завидим издали, Разбежимтесь, милые, Закидаем вишеньем, Вишеньем, малиною, Красною смородиной. Не ходи подслушивать Песенки заветные, Не ходи подсматривать Игры наши девичьи. |
|
| Они поют, и, с небреженьем Внимая звонкий голос их, Ждала Татьяна с нетерпеньем, Чтоб трепет сердца в ней затих, Чтобы прошло ланит пыланье. Но в персях то же трепетанье, И не проходит жар ланит, Но ярче, ярче лишь горит... Так бедный мотылёк и блещет И бьётся радужным крылом, Пленённый школьным шалуном; Так зайчик в озиме трепещет, Увидя вдруг издалека В кусты припадшего стрелка . |
|
| Но наконец она вздохнула И встала со скамьи своей; Пошла, но только повернула В аллею, прямо перед ней, Блистая взорами, Евгений Стоит подобно грозной тени, И, как огнём обожжена, Остановилася она. Но следствия нежданной встречи Сегодня, милые друзья, Пересказать не в силах я; Мне должно после долгой речи И погулять и отдохнуть: Докончу после как-нибудь. |
